Архитектура капиталистических стран ХХ в. Основные тенденции развития после 1917 г. 17
Как альтернативу микрорайону со зданиями разных типов, Ле Корбюзье предложил крупные многофункциональные постройки, сочетающие в себе и жилье, и систему первичного обслуживания (детские учреждения, клуб, спортивные устройства, магазины, ресторан). Жилой комплекс при этом — внутренне сбалансированная сумма таких единиц, образующая здание, свободно стоящее среди открытого озелененного пространства.
В 1948—1952 гг. такое здание было построена в Марселе. Этот дом, вызвавший бурные дискуссии и множество подражаний, был воплощением идей, которые возникли у Ле Корбюзье, по-видимому, после общения с советскими архитекторами в начале 1930-х годов (в общей схеме и деталях здания очень много общего с некоторыми проектами «Конкурса на проект нового жилища», проведенного ОСА в 1928 г., и так называемыхми «домами переходного типа» М.Гинзбурга). Массового распространения тип дома в Марселе не получил — выявились трудности полноценной организации обслуживания в пределах одного здания при обычной стоимости жилья, а также эксплуатационные трудности, связанные с совмещением разнородных функций. Почти неразрешимой задачей была и организация финансирования подобных многофункциональных построек.
Комплексное строительство микрорайонов было стимулом для организации сборного домостроения. Оно внедрялось медленно и развилось в основном в тех странах, где высока стоимость рабочей силы, а строительная промышленность уже достигла необходимой степени концентрации.
Восстановление городов выдвинуло на первый план проблему городского центра, выпавшую из поля зрения теоретиков градостроительства межвоенного периода («Афинская хартия» ее не затрагивает). Тяжелые разрушения, причиненные городским центрам, сделали наглядной их роль в системе жизненных функций города. Наиболее значительными и принципиальными по заложенным в них концепциям среди работ в этой области, осуществленных в 1950-х годах, были реконструкции центров Гавра и Ковентри.
При реконструкции Гавра, разрушенного в 1944 г. американской авиацией, были использованы принципы, идущие от османновской перепланировки Парижа, в сочетании с принципами тектонического рационализма О.Перре, руководившего проектированием. Приведенная к строгой регулярности сеть улиц доминирует в структуре реконструированной центральной части с ее небольшими, периметрально застроенными кварталами. Функциональную неполноценность традиционной планировки с присущим ей совмещением главных транспортных направлений и крупнейших комплексов общественных зданий выявило быстро возраставшее городское движение. Сочетание классицистических приемов пространственной композиции с жесткими ритмами, определяемыми унифицированной железобетонной конструкцией, породило монотонность облика города.
Комплекс центра Ковентри создавался в соответствии с принципами предвоенного функционализма на участке, полностью разрушенном массированными налетами германской авиации в 1941 г. Решение транспортной проблемы и упорядоченное распределение функций между четко ограниченными зонами ставились как главные задачи формирования плана. Центр был образован как пешеходный «остров», охваченный кольцевой магистралью. Комплекс, замкнутый этим кольцом, не мог, однако, ответить на изменения функций, происходящие особенно быстро именно в центре города. «Одномоментность» замысла, устанавливающего определенный порядок и не предусматривающего его изменений в будущем, обнаружила здесь свои слабые стороны. Таков был результат первого столкновения ортодоксального функционализма с градостроительными проблемами комплексного решения центра города средней величины.
Урбанизация, возобновившаяся в послевоенные годы, выдвинула как одну из наиболее острых проблему упорядочения роста крупных и сверхкрупных городов. Ситуация была особенно драматична в Великобритании, с ее скуднььми резервами территории и гипертрофированным развитием столицы. Проект децентрализации Лондона был первым принципиальным предложением в этой области.
Проект активно поддерживали пришедшие к власти лейбористы, пропагандируя его как пример внедрения планового начала в капиталистическую экономику. Плану была обеспечена поддержка государственного механизма страны. Реконструкция Лондона получила значение экзамена для градостроительства капитализма, выявляющего его реальные возможности в максимально благоприятных условиях.
Авторы проекта стремились сохранить сложившуюся структуру города и окружающего района. Идея создания на этой основе четкой радиальной системы сближала план Лондона с планом реконструкции Москвы 1935 г., внимательно изучавшимся английскими планировщиками. Чтобы сделать проект выполнимым, его авторы, как заметил английский критик, во многом ограничились заменой «очень плохого несколько лучшим». Начало реконструкции было тем не менее временем больших ожиданий.
Однако и эти трезвые идеи оказались далеки от реальности: стихийный рост Лондона продолжался; значение сокращения численности жителей его центральных зон было сведено на нет увеличением числа административных зданий частных фирм, стремившихся получить место в «зонах престижа» английской столицы. Множащиеся офисы усугубляли перегрузку транспортной системы и стимулировали новый приток населения в Лондон. Неприкосновенность «зеленого пояса», который должен был создать стабильную границу города, осталась на бумаге. Важнейшим реальным результатом попыток осуществления плана Большого Лондона стали восемь городов-спутников, образовавших подобие ожерелья вокруг английской столицы. Плановое развитие города в целом оказалось неосуществимым.
Но эти города недостаточны по величине, чтобы обеспечить жителям возможность выбора места работы и развитие культурной жизни. Вместе с тем они были слишком близки к основному массиву метрополии для того, чтобы сохранить надолго пространственную изолированность. Самостоятельность их существования становилась поэтому все более иллюзорной. Запутанность функциональной системы Большого Лондона вследствие этого продолжала возрастать.
Идея децентрализации крупных городов получила в 1950-е годы широкую популярность и в странах Северной Европы, однако ее финско-шведский вариант, исходивший из неосуществленного проекта «Большого Хельсинки» (Элиел Сааринен, 1915—1918), принципиально отличался от английского. Здесь не предусматривалось создание закрепленного центрального массива, окруженного созвездием внутренне сбалансированных спутников, тоже ограниченных в своем развитии. Стокгольм и Хельсинки проектировались как развивающиеся организмы, рост которых осуществляется путем наращивания полуавтономных жилых районов на периферии города.
Рассредоточенный характер планировки внешних зон этих городов с районами, разделяемыми зелеными полосами, был привязан к сложной топографии их территории. Благодаря этому принципиальные отклонения от намеченных схем были почти исключены. Темпы развития и в этом случае не удавалось регулировать; однако пространственная структура северных городов получала форму, близкую к намеченной в проектах, и обладала достаточной гибкостью.
К новым городам Великобритании, созданным в ходе попыток децентрализации Лондона, проявлялось в 1950-е годы исключительное внимание. Пропаганде того, что было там сделано, придавалось большое идеологическое значение. Об этих городах писали как о «начале мирной и упорядоченной революции» (!), писали даже о создании в них «общества без классов», хотя рабочий, переезжая в новый город, оставался рабочим, а предприниматель — владельцем предприятия. При помощи крупных государственных субсидий эти города создавались как образцовые поселения, своеобразная витрина благоденствия.
Подобный характер придавался и некоторым полуавтономным районам на периферии северных столиц (Веллингбю в Стокгольме, Тапиола в Хельсинки, Ламбертсеттер в Осло). Корпорации, осуществлявшие строительство городов-спутников и образцовых районов, весьма тщательно занимались формированием социального состава их населения.
Не случайно в английских городах-спутниках размещались только те заводы и фабрики, которые были связаны с технически наиболее прогрессивными отраслями производства, где заняты квалифицированные и наиболее высоко оплачиваемые рабочие (электропромышленность, радиоэлектроника, приборостроение и т.п.). Сюда переводили и управления крупных фирм, чтобы их персонал обеспечил развитие «среднего класса». Переезду менее обеспеченных слоев населения в благоустроенную идиллию новых городов препятствовала высокая квартирная плата.
Важнейшим преимуществом жизни в городе-спутнике по сравнению с жизнью в большом городе должно было стать сочетание высокого уровня благоустройства и близости к природе. Однако «планировка прерий», при которой поселение растворялось в пейзаже, разбивала единство городской среды, создавала дополнительные препятствия для развития связей между людьми.
Оказалась нереальной идея создания города-спутника с населением в 50—80 тыс. человек как внутренне сбалансированного, законченного целого. Развитие промышленности такого города рождает новые потребности в рабочей силе, а следовательно, и в притоке населения. Ограниченные возможности приложения труда в малых городах заставляют все большее число их жителей искать работу в большом городе — это вызывает все возрастающую маятниковую миграцию. С большим трудом достигнутый баланс быстро нарушается, а самостоятельность городов-спутников в системе агломерации оказывается иллюзорной. Градостроительный эксперимент Великобритании был тщательно подготовлен и обеспечен условиями, уникальными для капиталистического градостроительства. Тем очевиднее выявилась слабость его основной концепции, опиравшейся на функционалистическую идею незыблемо устанавливаемого порядка.
Нелишне подчеркнуть, что все более или менее крупные градостроительные проекты, получившие осуществление, основывались на той или иной форме отчуждения земель. Характерно, что в ФРГ, где принцип неприкосновенности частной собственности на землю соблюдался с особой последовательностью, при довольно значительном объеме строительства, осуществленного в 50-е годы почти нет примеров полноценной комплексной организации территории города.